— Рад тебя видеть здесь.
— Я тоже, — вторила я, словно попугай.
Через какое-то время Дилан снова заговорил:
— Ты так и не перезвонила. — В его словах не прозвучало злобы, всего лишь легкий намек на укор. Словно он говорил о нитке, прицепившейся к рукаву.
Я это проглотила. Мне не было оправданий, или, по крайней мере, я не была готова поделиться ими с парнем, которого не видела с восемнадцати лет.
— Я знаю. Мне жаль, я…
— Это было больно. — Что ж, его откровенность никуда не исчезла. — Неделю или две.
Неделю или две? Мне едва удалось сдержать изумление.
— Ну, — произнесла я, изо всех сил стараясь сохранять улыбку на лице, — я рада, что тебе так быстро стало лучше.
Его же сообщения хранились у меня в голосовой почте в течение нескольких месяцев. Пусть я и не перезванивала ему, но это не означало, что у меня не возникало такого желания. Несмотря на то, что мы не виделись, Дилан не выходил у меня из головы. Но отношения с ним были для меня слишком рискованными.
— И как тебе это удалось? — небрежно спросила я, запихнула кусочек сыра в рот.
— Переспал с огромным количеством девчонок, — ответил он.
Его ответ заставил меня поперхнуться. Трудно поверить, что мы ведем такую беседу, поедая сыр. Он протянул мне салфетку.
— Ты в порядке?
Я схватила салфетку и посмотрела на парня, пытаясь сдержать кашель. Ну ладно, если честно, я заслужила это. Дилан с ухмылкой смотрел на меня, но его выдавали глаза, в которых плясали искорки смеха, а не гнева.
Что ж, в эту игру могут играть двое.
— Неужели? Как и я. У меня было множество девушек. — По правде говоря, у меня не было девушек, всего лишь два парня.
Его брови выгнулись, а улыбка на лице стала шире. И никакого смущения. Юношеский румянец исчез, полностью замаскировавшись под красивым летним загаром.
— В самом деле? Именно это мне и хотелось услышать.
Я не смогла сдержать смех.
— Ну, еще бы ты не хотел.
Дилан не изменился. Он остался таким же, как и прежде: дружелюбный, забавный, добрый и искренний. Я нисколько не сомневалась в его злости на меня, но подозревала, что он не старался лелеять это чувство. Задолго до того, как мы переспали, нас связывала дружба.
— Так здорово, что ты здесь, Тесс, — спустя мгновения уже серьезным тоном сказал он. — Добро пожаловать в Кантон.
Вот и всё. Так я поняла, что мы снова будем друзьями.
******
Я солгала, если бы сказала, что этой ночью мои мысли вертелись вокруг любых вещей кроме Дилана. В перерывах между подготовкой к первым парам я просматривала старую почту двухлетней давности, перечитывая нашу переписку: от самого первого электронного сообщения с предложением вместе работать над проектом (вплоть до записочек, сообщений и напоминалок) до последнего е-мейла, единственного из всех, на которое я бы никогда не ответила.
«Тесс, я переживаю, что с тобой что-то случилось. Не знаю, почему ты не отвечаешь на мои письма и не перезваниваешь. Мне бы хотелось, чтобы ты хотя бы попрощалась со мной. Люблю, Дилан».
Люблю. Он написал, что любит. Тогда я успокаивала себя тем, что всё это лишь глупости. Мы были близки всего лишь один день. Хотя кого я обманываю. Все эти письма тому подтверждение. Наши отношения длились не день. Они длились неделями: наши ежедневные встречи, каждодневная работа до позднего вечера, наши исследования и изыскания, смех и шутки. Тот полуденный день, проведенный в его постели, стал венцом всего нашего знакомства. Именно так он мне тогда и сказал.
Но это ничего не меняет. Я ни о чем не жалела, за исключением одного — что не была с ним честна до конца и не сказала, что между нами ничего не могло быть. Я могла бы уберечь Дилана от той боли, которая четко прослеживалась в его последнем письме. Но, как он и сказал на вечеринке, его страдания долго не длились. Он спал и с другими девушками.
Со многими девушками, по его словам. Со многими.
Я была рада, что поспособствовала такому успеху. Хотя мне самой не удалось дотянуть до его уровня, в первую очередь мне нужно было думать о более важных вещах. Учеба, работа, переход в Кантон и мысли о том, как позволить себе всё это. Затем появился Джейсон, который, как я считаю, стал моим первым настоящим бойфрендом. Он мне нравился хотя бы тем, что не жаловался на наши нечастые, раз или два в неделю, встречи. Правда, спустя примерно три месяца он заявил «что не видит нашего совместного будущего», и я не могла его в этом винить. Затем в мою жизнь вошел Шон, с которым я познакомилась на вечеринке у друзей, а после подвезла до дома. По меньшей мере, так гораздо проще… без всяких сложностей. Я не знала, как объяснить парню, что при потере девственности и то больше испытала оргазма.
После этого, казалось, все усилия доставляли больше проблем, чем они того стоили. Я даже стала задумываться о том, что близость с Диланом была своего рода счастливой случайностью. Захватывающей из-за новизны, пикантности и запретов, наложенных правилами летней стажировки, случайностью. А возможно, во всем виновата генетика: секс доставлял мне удовольствие, только когда был случайным. В конце концов, благодаря такому сексу я и появилась на свет.
Я выделила все письма, полученные от Дилана, и поднесла палец к кнопке удаления. Пора бы уже от них избавиться. Письма, связанные с проектом двухлетней давности, захламляли мой ящик. Письма, служившие напоминанием об увлечении, которое, как мне дали понять сегодня вечером, ничего не значило. Тогда какой в них смысл?
Но я этого не сделала. Будь ты проклято, неограниченное дисковое пространство. Ты потакаешь моим худшим пристрастиям.
******
После первого дня учебы я спускалась по широким ступеням центрального атриума здания биоинженерии и неожиданно поймала взгляд Дилана, прохаживающегося у основания лестницы. Стоило ему взглянуть на меня своими голубыми глазами, сияющими на загорелом лице, словно маяки, как я тут же споткнулась.
— А вот и она. — Несмотря на все произошедшие в парне изменения, его улыбка осталась прежней. Вчера вечером, читая его старые е-мейлы, я почти убедила себя, что он всё тот же восемнадцатилетний парень с торчащими волосами и слишком короткими брюками. Но всего этого, как и очков, не было. Хотя я скучала по ним. Их отсутствие делало меня уязвимой перед силой его голубых глаз. Что же касается всего остального... Тут не на что было жаловаться. Та привлекательность, проявляющаяся уже в юношеском возрасте, сейчас стала ярко выраженной. Под «ярко выраженной» я подразумевала сексуальной.